«Мои черничные ночи»

My Blueberry Nights
Гонконг, Китай, Франция, 2007
Режиссер Вонг Кар-Вай
В ролях Нора Джонс, Джуд Лоу, Дэвид Стрэтэйрн, Натали Портман, Рейчел Уайс

Выходя из зала, и пытаясь понять, насколько черничные ночи получились у Вонга Кар-Вая, хорошо бы так как-то запустить себе в живот руку, ухватить там скользкую вялую рыбу разочарования да и шмякнуть ее об стенку. Чувство это лишнее — пустое и бестолковое, глупое и прожорливое. Без него вообще лучше, а в этом случае и подавно — не испытывать же разочарования от того, что огонь какой-то неправильно красный, а вода скучно мокрая?

В нью-йоркском кафе «Ключ» (по-русски) подают всевозможные пироги. Самый важный из них для хозяина заведения Джереми (Джуд Лоу) черничный — его никогда не заказывают, но он всегда должен быть. Все это он объясняет Элизабет (Нора Джонс) — девушке с разбитым сердцем, которая приходит к нему иногда поболтать. Поводов для разговоров много: банка с ключами, которые оставили их владельцы, записи камер наблюдения — личный дневник Джереми, какая-то русская, кого-то бросившая (интересно, кого бы это?), черничный пирог. Как-то раз Элизабет исчезла — для разбитого сердца полезен свежий воздух. Америка большая — в Мемфисе она работала официанткой, выслушивая чужие истории о любви, в Неваде — доверилась тощей оторве (Натали Портман), профессионально играющей в покер. И как-то ночью вернулась в Нью-Йорк.

Черт его знает, что он вообще видит под своими вечными черными очками, этот Вонг Кар-Вай. Может случиться, что и вообще ничего — ведь не снимает их даже на ночных съемках. Его странствие в Америку казалось плохим знаком, идея взять Нору Джонс на главную роль выглядела и того хуже. Казалось, что он вынужден все читать со словарем — переводить банки с ананасами из «Чунгкингского экспресса» и супчик с лапшой из «Любовного настроения» в черничные пироги, прихотливые огни ночного Гонконга, схваченные оператором Кристофером Дойлом в американский неон, застигнутый с поличным оператором Дариусом Конджи. Чужая грамматика, чужая интонация, смешные имена, все сквозь стекло и через отражения — улыбчивый Джереми, Элизабет в шапочке, револьвер в руке Арни (Дэвид Стрэтэйрн), полицейского из Мэмфиса, чье сердце разбила Сью (Рэйчел Вайс). Чистота цвета, пляска огней. Любовь. Пустые слова. Тринадцать лет назад Тарантино плакал на «Чунгкингском экспрессе» — просто от того, что может быть на свете нечто столь прекрасное. На «Черничных ночах» никто не заплачет.

А может и не надо? Кажется, что Кар-Вай никогда не снимал кино, просто ему нужно было куда-то деть свои банки с ананасами — мечты, сновидения, быстрые сны, грезы в метро. Мы ко всему этому имели весьма отдаленное отношение, но были счастливы вместе. Теперь ничего не изменилось — просто с обратной стороны его очков появился новый узор. Уже в «2046» стало казаться, что он мучительно пытается разглядеть нечто, что отказывается обрести ясные очертания. В «Моих черничных ночах» он снова вглядывается в темноту, в сполохи огней и пытается разглядеть там какой-то новый мир.

Имеем ли мы к нему отношение? Трудно сказать — возможно, больше, чем раньше. Все сказанные в фильме банальности намного ближе к той чепухе, что мы говорим каждый день. Важно ли это? Кажется, нет. «Мои черничные ночи» — не столько фильм, сколько попытка, мысли вслух, произнесенные на языке стекла и света, записки путешественника, не знающего где он окажется завтра, кто все эти люди и в котором часу подадут завтрак.

Удачная попытка или нет — кому судить, ввязываться в разборки Кар-Вая с тем, с чем он разбирается (временем? неистощимым изумлением от того, что есть такая штука как воспоминания? возможностью близости?) дело дурацкое. Быть может, неудачная. Но пока он высматривает свой новый, возможно, невыразимый мир — хочется просто постоять рядом.