«Слишком много плоти»

Too Much Flesh
Франция, 2000
Режиссеры Жан-Марк Барр, Паскаль Арнольд
В ролях Розанна Аркетт, Жан-Марк Барр, Элоди Буше, Иэн Фогт

В Иллинойсе — время жатвы. Стебли, вымахавшие выше головы, — сухие и колкие: рыжий бурелом под синим знойным небом. Между рыжим и синим единственная посторонняя краска — Лайл (Барр), красивый 35-летний брюнет. Голый, он довольно жмурится под синим небом и трется бедрами о рыжие стебли. Столь буквальное единение крестьянина с природой — вынужденная мера: женщины поселка, включая его набожную жену (Аркетт), не подпускают Лайла к себе. С давних пор известно, что в его члене слишком много плоти и всяк его принимающий испытает только адскую боль. Известно женщинам, известно мужчинам, известно самому Лайлу. Известно всем, кроме случайно залетевшей в деревню молодой парижанки (Буше).

Французский актер Жан-Марк Барр («Голубая бездна»), снявшись в трех фильмах Ларса фон Триера («Европа», «Рассекая волны» и «Танцующая в темноте»), воспринял заветы Догмы так близко к сердцу, что сам обратился к режиссуре, исповедующей ручную камеру и натурную съемку. Он оказался проще наставника; но в простоте Барра — особая мощь. Сюжет, где старая ложь спустя 20 лет взрывается необнаруженной миной; герои, которых берет за руку фатум и ведет прямиком к смерти. Это — примитивная драматургия, основа основ, древнегреческая трагедия. Барр нашел идеальный для ее титанических конфликтов современный полигон — американскую деревню. Закрытое общество располагает к инцесту. Отсутствие средств связи — к невежеству. Типичное для сельской местности равнодушие к внешнему миру — к конфликтам, изжитым вроде бы еще до Рождества Христова. С пейзажами Иллинойса Барр поженил технику Догмы, заключающуюся в отсутствии таковой. Камера неуверенно рыскает среди непричесанной природы, как подросток-девственник в поисках чужой наготы. Монтаж — одновременно рваный и ленивый, как будто подверженный порывам переменчивого сентябрьского ветра. У Барра принципы Догмы — не интеллектуальный жест, а единственный язык, которым можно передать аромат рассказываемой истории. Аромат плоти и гибели. Аромат жатвы, когда сбор налившихся плодов — это и конец сезона, за которым следует увядание природы. Аромат всякой жизни, в которой пик счастья и расцвет сил — это и начало необратимого движения к смерти.